История рода (родословная).

Следующий предмет химия. Преподаватель по химии был Соколов Феодосий Николаевич. Он же вел ботанику и почвоведение с геологией.  Ниже среднего роста, слега сутуловатый, лет 35-38. Задавал вопросы не только по химии, но и о житье-бытье. После ответов по предмету, по которому поставил 4, задавал вопросы по происхождению, кто, откуда. Я старался коротко и несколько уклончиво отвечать, так как вопрос происхождения меня и после мучил,  трудно было отвечать на него в то время. Ответить неправду не мог, совесть не позволяла, ответить правду время не разрешало. Отвечал примерно так; « Я с Кубани. Родители умерли с голода».  На лицо он непривлекателен, но душевный человек, прост в обращении. Одевался просто, со студентами был прост и вежлив. Не лишён чувства юмора. Перемены проводил со студентами, которые всегда окружали его и часто смеялись от его юмора. Одним словом, душа человек. Он мне очень понравился с самого начала встречи. Женился на студентке, будучи преподавателем, имел дочку 6 лет, Рита. Жена Элла - симпатичная, высокая, грациозная, стройна,  культурная, вежливая, гостеприимная. Красиво одевалась. Я несколько раз у них обедал по его приглашению. Он чутко и внимательно к ней относился, безумно ее любил и поэтому, наверно, прощал ей ее шалости в вечернее время со студентами, в основном грузинами, которых она часто меняла. Что бывает присуще многим женщинам, а особенно красивым. Элла привлекала мужчин не только своей внешностью, красивым лицом, но и какой-то особой манерой, способностью расположить к себе своим весёлым, игривым нравом и человеческой гармонией.  Я часто любовался ею, хотя в то время я в этих особенностях женской красоты не разбирался.

Передо мной сидит пожилой человек маленького роста, курносый. Нос его выглядит как-то неестественно, будто кто-то круглую картошку прилепил ему ниже глаз. Лицо круглое, неприятное, то ли эта картошка его извратила или годы преклонные, но вообще какой-то отталкивающий вид. К тому же щеки вогнутые, наверное, у него нет кутних (коренных – укр. – В.К.) зубов, а передние торчат редкими граблями, от чего он при разговоре шепелявит, так как зубы через один. Голос писклявый, старческий. Это был преподаватель по политике, он принимал экзамены по предмету, называемому обществоведением. Принимал экзамен сухо, по казенному. Чувствуется, что это сухарь, каких к сожалению еще не перевелось. Учебников по предмету не было, готовиться было не по чему. А вопросы были по текущей политике из газет.

Не помню, какие вопросы задавал, но задавал много не относящегося к политике. Запомнил, что-то спросил о Пятакове, Зиновьеве и др. Я сказал, что они с Троцким отклонились о Сталина. Поставил он мне 2. Погорел на таком пустяковом предмете. Хотя этому предмету придавалось большое значение.

Что делать?! Пошел к Феодосию Николаевичу со слезами на глазах, рассказал о своём горе. Он сочувственно выслушал меня и говорит: «Этот человек гавно. И держится он в техникуме за партизанские заслуги, а как человек он неграмотный и тупой». В дальнейшем я убедился в этом. Преподавал он нам историю партии по учебнику Попова. Объяснял мало и невнятно, а в основном читал книгу, и мы слушали. Что не успел дочитать, задавал, чтобы сами дочитали в свободное время.

Феодосий Николаевич меня утешил и сказал: «Пойду к директору Пачеву, попрошу, чтобы он принял тебя абитуриентом. Т.е. ты лекции будешь посещать, отвечать преподавателям при опросе, но ты пока не студент, стипендию получать не будешь в течение месяца. А если покажешь себя хорошо, то с твоими пятерками я пойду к нему, попрошу, чтобы тебя зачислили  в студенты». Прошёл месяц, я нажимал на все свои силы и получил по всем предметам пятерки, а по обществоведению партизан поставил 4.

И вот я студент, для меня это слово звучало громко, значительно, я чувствовал себя не пацаном, а взрослым, и какая-то гордость и радость за себя, за свои успехи появилась.

Класс у нас был разно-национальный. 30 человек, а национальностей восемь. Класс был дружный, как-то быстро сдружились, жили в одном общежитии (комнате) на втором этаже. И гордость, и радость обуяла мной за то, что я, несмотря, что перескочил фактически 6-й и 7-й классы, уже студент, что я четырнадцатилетний мальчик сумел пробивать себе дорожку в сложный и трудный период, стремился выйти в люди. Было стремление, надежды, мечты. А главное, было желание и настойчивость.

Вдоль аллеи платанов стояли несколько лавочек, на них мы часто сидели, готовили уроки под мощными тенистыми кронами. На них  сидели вечером на свидании старшеклассники, или просто отдыхали сотрудники. Это было бойкое, шумное место в техникуме, а иногда и тихое, укромное, где можно посидеть, почитать, помечтать.

Сижу я как-то здесь, читаю книгу по геологии, про далеких предков: стегозавров, ихтиозавров, рассматриваю их изображения на картинках. И как это интересно развивался животный мир на земле, в том числе и человек и человеческое общество. Происходили битвы за огонь, за земли, за счастье, за право жизни на земле. Были войны между странами, но была и большая драка внутри страны «за землю, за волю, за лучшую долю». А потом наступал мир. Мир относительный, пушки не гремели, сабли не сверкали, но люди умирали от редких выстрелов, от голода, как моя мама.

А где сейчас папа, вспомнил я, где сестренки Шура и Маруся? Вспомнилось мне, как я с папой ездил пахать и сеять. Вспомнил, как (в 1926-м или в 27-м году) мы ехали косить сено  на землях, арендованных у безлошадных крестьян. Это было в конце хутора за Курмановой греблей. Я верхом на передней паре лошадей, а папа на косилке правил коренными. Едем, а папа тихо напевал песню:

 «Ой, да ты, калинушка,

Размалинушка.

Ой, да ты не стой, не стой

На горе крутой.

Ой, да не пущай листа

Во сине море…»

Он любил эту песню и часто напевал ее в дороге. Вспомнилось мне это прекрасное, свободное для крестьян время. Помню, как папа по воскресеньям ездил в Кореновку, когда что продать, а когда только купить. И вот мы, его дети: Вера, я и Шура, ходили его встречать, иногда выходили далеко за хутор, по дороге, ведущей в Кореновскую. Сколько было радости при встрече, и нам и отцу было приятно, он угощал нас гостинцами. А иногда привозил для нас винограда белого два фунта. А какой он был вкусный, сладкий! Для себя он привозил чекушку (это четверть литра). Выпьет рюмочку с особым удовольствием, мама наливает хорошего, жирного и вкусного борща, и всей семьей, под кроной вишни обедали на сирие (круглый столик).

Вспомнил, как мы один раз ездили на базар в Кореновку. Мама торговала прямо на возу, гуси резанные, жирные, желтые. Сметану вывозила в большой макитре, а масло большими шариками. Гуси шли по 40 копеек. А базары были большие. Подвод 30-40 стояло в ряд со всякими крестьянскими продуктами. Шумно один другого перекрикивал, приглашая покупателей. А на полках были и булки, и пирожки, бублики и всякой всячины, одно лучше другого. Сижу и думаю:  «Правда это было, или это сон?»  Папа маму любил и никогда не обижал. А где он сейчас и что с ним?