История рода (родословная).

Мы с Верой доработали сезон (а мы были сезонные рабочие), остались без работы. Пошли на центральную усадьбу и попросились на завод повидловаренный (на нем варили из сорго мед-повидло). Меня поставили на обрезку колосьев сорго, поступающего на конвейер, а Веру - в цех варки. Продержались до 20 декабря. У меня не было никакой обуви, работал босиком и то и дело грел ноги на какой-то крышке теплой канализации. С 20 декабря нас уволили, и мы пошли в Услабу, купили мне старенькие ботинки и куфайку. Бригадир написал нам справку на промокашке о том, что мы проработали сезон в совхозе Хатукай в качестве сезонных рабочих. Это был первый основной документ наш, как граждан Страны Советов. Мы его берегли, как реликвию.

Решили поехать в теплые края, так как у нас теплой одежды нет, да и купить не за что. Намеревались поехать в Дербент, потому что нам сказали, что там тепло и рабочие нужны. И буквально у кассы нам  одна женщина посоветовала поехать в Адлер. Приехали в Адлер. На бирже труда сотни людей ждут работы. Поэтому мы поехали в Гагры на строительство Бзыбь-комбината, как посоветовал нам один человек. Это еще 25 км от Гагров на мысе Пицунда. Там проектировалось большое строительство фанерно-мебельного комбината. А пока там шла стройка жилья. Там уже три длинных барака по 30-40 метров длинной, и еще два дома, типа улучшенного барака, т.е. с длинным коридором, по обе стороны которого располагались комнаты просторные и отштукатуренные. Это для ИТР. Так же еще: здание конторы с магазином, столовая (она же клуб) с кухней и длинное строение, в котором находилась  столярная мастерская.

Был декабрь. Помню, в день нашего приезда шел снег. Правда, на второй день растаял. Мне было в то время 13, а Вере 15 лет. Я как «мужчина» зашел в отдел кадров. В этом помещении сотрудники сидели за столами за деревянным барьером, отделяющим их от передней комнаты коридора. Барьер был выше моего подбородка. Я заметил, что нижний брус барьера толстый,  сантиметров 20 высоты. Я чтобы казаться высоким и выглядеть через барьер стал на брус и вырос в мужчину.

- Вам рабочие нужны? – спросил я.

Мужчина осмотрел меня с ног до головы и с холодным равнодушием ответил:

- Нет, не нужны.

Пошли погреться в кубовую, которая стояла возле столярной мастерской. Это временное здание оббито досками и укрыто толем. В нем стояли три куба, в которых грели кипяток. За кипятком приходили многие рабочие, так что в кубовой всегда было людно, и даже бывала очередь за ним. Нас спрашивали, кто мы и откуда. Мы говорили, что мы сироты, родители умерли. Кое-кто приносил кусочек хлеба (а хлеб тогда давали по карточкам 800 гр.) И так мы прожили там неделю.

 И вот нами заинтересовалась девушка Вера Михайлюк, добрая, ласковая, внимательная. Она была секретарем комсомольской организации. Как в дальнейшем мы узнали,  она тоже была из числа раскулаченных. (В то время на строительстве работали в основном бежавшие из разных мест раскулаченные крестьяне и ремесленники.) Вера пообещала нам помочь. В рабочкоме ей пообещали устроить нас на работу, а отдел кадров ни в какую. Она - в партком, к начальнику строительства (был грек Оречиди), и с большим трудом на 12-й день нас приняли на работу. Сначала только Веру. А я был иждивенец. Она получала 800 гр.,  а я 400 гр. хлеба. О, уже мы зажили! Через месяц и меня приняли учеником в столярную мастерскую с 6-часовым рабочим днем. Поместили нас в один из бараков, огромный без комнат и перегородок. Помещалось в нем 30-40 семей, и нам дали один топчан на двоих с Верой.

Заработки были скудные, но на хлеб и обед хватало. Мы, считай, зажили «здорово» (по сравнению с нищенским существованием). Днем обедали в столовой, где давали  жиденький супчик из кукурузной муки, наподобие киселя, и запеканка из хамсы, тоже пополам с кукурузной мукой. Вот такое меню в основном ежедневно. А утром и вечером пили «чай» (кипяток с хлебом).

У Веры порвались ботинки. Я в мастерской сделал колодки по ее ноге, у кладовщика выпросил две пары списанных, бывших в употреблении ботинок и с двух пар старых пошил одну пару новых. Трехмесячная учеба в Киевке в сапожной мастерской кстати пригодилась. «Нужда заставит щи хлебать».

 Столярная наука шла успешно, нас было три ученика столяра. У меня был хороший шеф: мастер Котов Виктор Викторович. Он меня научил не только табуретки и столы делать, но и портсигары, мундштуки, тросточки из самшита  (его древесина  крепкая, как кость) и из красного дерева. После работы (6-ти часов) я занимался изготовлением этих сувениров и сдавал в коммерческий магазин в Гаграх. За мундштук  давали три рубля, за портсигар – 15,  за тросточку – 10 рублей. Таким образом, я уже стал подрабатывать сверхурочно. Появилась возможность купить обоим кое-что из одежки.

 Вера Михайлюк поставила вопрос о принятии нас в комсомол. На собрании, не смотря на возражения секретаря, настояли на том, чтобы мы предоставили справки о социальном положении. Что делать! Мы сказали  Михайлюковой, что Вера поедет домой за справками. Но Вера поехала не за справками, а в армянское село Коваклук в 30 км от нас. Одновременно написала Дусе, что б она постаралась достать справки, правдой или неправдой, что наши родители были бедняками. Дуся заплатила по 70 рублей за справки председателю Совета Иваненко и выслала нам эти «справки» о социальном  происхождении. Нас приняли в комсомол.

Вера, ожидая справку, проработала у армян один месяц. У хозяина было два парня взрослых, и эти армяне использовали беззащитную несовершеннолетнюю девчонку, как хотели.

В мае месяце нам дали «квартиру», - это комната (их было 30)  в длинном бараке. Посередине коридор, а по бокам отгорожены (в одну доску) друг от друга «комнаты» 2 на 2 метра. Два топчанчика, столик, а клопов миллион.

Подходил к концу август. От Бзыбь-комбината в Гаграх организовалась школа ФЗУ. Посылали туда учеников по рекомендации комсомольской организации. Из 18-ти комсомольцев послали только двух наилучших: меня и Карачунского – учеников столярной мастерской. Я уехал учиться, а Вера осталась на стройке.