История рода (родословная).

Закончил я первый курс Гагринского техникума и на каникулах с ребятами старшего курса, уже перешедшими на третий курс, Янесом, Кремстремом и другими, не помню уже фамилии, поехали на заработки в цитрусовый совхоз, который находился за Пицундой у подножья гор. Совхоз небольшой, образованный на землях местного помещика абхазца, всего 50 га. Занимался он выращиванием посадочного материала цитрусовых культур: мандарин, лимонов, грейпфрутов. Между прочим, сам помещик, на удивление всем, жил здесь же в своем доме и занимался тем, что ежедневно играл с совхозными любителями в нарды.

Мы же занимались окулировкой мандарин и лимонов. Сначала три дня я был подвязчиком у Янеса., а он окулировщиком. Освоив работу окулировщика, я пошёл самостоятельно работать, и мне в подвязчики дали молодую девушку-абхазку. Стройная, красивая, игривая, умела строить глазки, на меня смотрела «масляными» глазами, часто намекала о ее желании дружить со мной. Но я в этих делах был не искушен, не придавал значения ее предложениям. К тому же работа по окулировке не легкая, целый день нагнувшись. Выработка доходила до 750-800 штук в день. Окулировщику платитили восемь копеек за штуку, а подвязчику две копейки.

Суть процесса: окулировщик срезал глазок на заранее заготовленном черенке, делал Т-образный разрез на подвое – понцирусе трифолиата (это дикий лимон), страшно колючего, и вставлял глазок в разрез. Подвязчик заранее протирал от пыли стволик подвоя на высоте 5-6 см и подвязывал вставленный окулировщиком глазок тонкой кожицей из черешка пальмы рафии.

Заработки у нас были хорошие, и мы частенько позволяли себе роскошь: кушали коммерческие обеды. По вечерам и утром ходили на 10-15 минут к морю купаться. Окулировочный сезон продолжался 10 дней. Заработал я хорошо. Помню, купил себе костюм хороший, пару белья, рубашку, брюки, ботинки, и еще около 100 рублей осталось.

И, вот, я в Гаграх в техникуме. Разместив новые вещи в своем (отведенном каждому студенту) шкафу-тумбочке, пошел в парк. Сел на любимую мною (да и не только мною) лавочку в центре парка под широкой тенистой елью серебристой, сел помечтать, полюбоваться природой. После успеха в работе у меня было приподнятое настроение, хотелось помечтать, а то как-то всё время то некогда, то вообще тогда не понимал, что вокруг тебя так много красивого и им надо любоваться. Но в голову как-то напористо лезли другие мысли. Вспомнил о папе, о нашей разбежавшейся семье.

В то время в газетах писали об успехах индустриализации, об успехах в колхозном движении и т.д. А в верхах шла драка, грызня, самая настоящая, которая началась еще в 1927-28 годах. Троцкий, Рыков, Бухарин, Каменев, Томский и другие утверждали, что для экономического подъема сельского хозяйства нужно положение НЭПа, и не следует трогать зажиточное крестьянство, так как основным производителем было оно. Наряду с коллективизацией надо на базе частной собственности развивать и поддерживать кулачество. А коллективизацию проводить постепенно, добровольно, а не насильно. Надо чтобы наряду с частным крестьянским хозяйством развивались ТОЗы (товарищества по обработке земли), коммуны (созданные еще в 21-22 годы), совхозы и другие формы хозяйств. И тогда крестьянин посмотрит своими  глазами, на примерах  убедится в преимуществе коллективного труда, без принуждения пойдет в колхоз. Да и техникой современной надо снабдить сельское хозяйство. Предлагалось такое соревнование. Но Сталин отверг эти доводы (а как мы убедимся дальше, они были верными), выдвинул лозунг «Ликвидации кулачества, как класса» и взял курс на проведение коллективизации ускоренным темпом.

Людей сгоняли в колхозы насильно, непродуманно, средств производства для этого, по сути, не было. К тому же саботаж и вредительство нанесло немало вреда. В райкомы и крайкомы позалазили бывшие белогвардейцы и вредили, кто как мог. Вспомнилось, как проводили осмотр лошадей в хуторе Журавский.  Самые лучшие лошади признаны «сопатыми» и были расстреляны. Осталось 30% и те доходные калеки.

В результате этой борьбы двух мнений, двух фракций в партии Сталина и Троцкого победу одержала Сталинская. Троцкий и троцкисты признаны «врагами народа». И этот ярлык был приклеен миллионам людей, порой ни в чем неповинных. Троцкий (а его называли уже «иуда-Троцкий») сбежал за границу, а его сторонников арестовали и расстреляли. Но вернемся к папе и нашей семье.

Папа, как после мы узнали, в это время был на Соловецких островах. О жизни на Соловках папа рассказывал мало (уже потом, когда вернулся из ссылки в 1948г.). Может быть, потому, что ему неприятно было рассказывать нам с Тасей о тех ужасах, издевательствах и массовых уничтожениях людей, которые проводились по указанию партии коммунистов и ее лидера Сталина, членом которой я и Тася были. Причин ненавидеть партию и советский строй у его было достаточно, но высказать эту ненависть детям, членам этой партии было трудно.  Я только сейчас стал отчетливо представлять, как трудно было человеку совместить эти два понятия: родные дети и враги по партии. Что должно было преобладать в его душе? Чувство любви к своей кровинке, или чувство вражды и ненависти, как к человеку, поддерживающему идейно и состоящему в партии, которая принесла столько страданий ему и миллионам людей, попавших под ее немилость  и уничтожившей так много невинных людей, занеся их в черный список «врагов народа»?